27 января - День снятия блокады Ленинграда
- Подробности
- Опубликовано 27 Января 2011 года в 18:16:42
- Просмотров: 5115
Блокада Ленинграда – одна из самых трагических и печальных страниц истории нашей страны. Каждый день жизни в блокадном Ленинграде – это подвиг. Подвиг, который не меркнет в памяти поколений.
Понятия дети и война несовместимы! Однако юным ленинградцам-детям блокадного города пришлось на себе перенести всю трагедию осажденного города. Среди тех, кто вместе со взрослыми встал на защиту любимого города был и Леонид Кардашинский-Брауде.
Сегодня Леонид Александрович - специалист высочайшей квалификации в области магнитометрии и магнитно-компасного дела, легенда нашего предприятия, ученый с большой буквы, кандидат технических наук, автор 20 патентов, свыше 30 научных публикаций и трех монографий, обладатель двух серебряных медалей ВДНХ.
А тогда, летом 1941 года ему только исполнилось 12 лет.
«В Ленинграде я пробыл не всю блокаду, - вспоминает Леонид Александррович.- Летом, когда началась война, я находился в детском лагере. Еще до начала блокады мама, после ряда перипетий, вернула меня из лагеря, а сама была вывезена вместе с предприятием, на котором она работала, на Урал. Я остался с тетушкой и с бабушкой здесь, потому что никто не предполагал, что события так развернуться. Начался учебный год и я пошел в школу. Потом начались бомбежки, обстрелы и все занятия прекратились. Моя бабушка была врачом. Она устроила тетушку, а потом меня в госпиталь. Он назывался сводный эвакогоспиталь и размещался в здании Александро-Невской Лавры. Никаких монахов там тогда не было. Бабушка справедливо полагала, что гигантской толщины стены и кирпичные своды Лавры способны спасти, по крайней мере, от осколков. Конечно от прямого попадания бомбы - это вряд ли, но от осколков спасет. И первую зиму я просуществовал там. Моя тетушка устроилась на роль медицинского регистратора. Но так как она частенько болела, я ей помогал, выполняя ее работу. В моем распоряжении находились два здоровенных гроссбуха, - бухгалтерские амбарные книги, чернильница непроливайка и стальное перо. Писал я совсем неплохо, каллиграфическим почерком. В приемном покое в первой книге я со слов врача записывал фамилию, имя, отчество, год рождения и звание поступившего в госпиталь раненного бойца, а также делал запись о ранении. Одежда на бойцах, как правило, была испачкана, пробита пулями, в крови. Их переодевали. Что с них сняли и на какой склад отправили, в–общем, все, что нужно было, я записывал во вторую книгу. Когда врачи считали, что больные становились транспортабельными, их отправляли на большую землю, по дороге жизни через Ладогу. И я тогда делал запись об убывающих, и о том, что им возвращены вещи, сданные на склад на хранение. Занимался я этим дискретно, т. е. не все время, а только тогда, когда болела моя тетушка. Мы с ней жили в одной келье. Была у нас буржуйка. На ней мы кипятили воду. Дров было мало, но что-то там находили. Вместо электричества - коптилка. Электрический свет от маленького дизеля подавался только в операционную, а у начальника госпиталя и у всех остальных были свечи или коптилки.
Преимущество пребывания в госпитале для меня состояло в том, что я, во-первых, получал паек, кроме этого каждый день мне полагалась тарелка или котелок горячего супа. Правда суп – это только название, вода, в которой плавали капустные листья или что-то там еще. Но это была горячая еда, и это было очень важно.
Весной 1942 года Правительство Ленинграда выпустило приказ об эвакуации детей из города. Нас вместе с тетей и бабушкой включили в один из эшелонов с раненными и где-то в конце марта вывезли. Поездом мы добрались до станции под названием Борисова Грива, это населенный пункт на Карельском перешейке. Там, под покровом ночи, всех пересадили в автофургоны и провезли по льду Ладожского озера на Большую землю за пределы немецкого кольца оккупации. В поселке Кабона, где мы оказались,нас разместили в церкви и стали безудержно кормить. Но бабушка, как врач, предостерегла от неумеренного поедания всего, что нам предлагали (каши, хлеба и всего прочего), так как после голодовки много есть нельзя. А потом, спустя день, два, в теплушке железнодорожного эшелона мы отправились через Вологду в Москву. Бабушка с тетей остались в столице, а меня переправили на Урал к маме. За лето мама меня откормила и подготовила к школе, и я нагнал своих сверстников. Все время, пока не сняли блокаду Ленинграда, мы жили на Урале. Мама работала на питерском предприятии, а я учился в школе и работал на этом предприятии.
В 1944 году мы вернулись в Ленинград. В город нельзя было так просто приехать, а только по пропускам, которые выдавал городской исполком. За меня хлопотала вторая моя тетушка, сестра отца, всю блокаду остававшаяся в Ленинграде, а после ее снятия приехавшая за мной на Урал. При этом я хорошо запомнил наш путь из Москвы в Питер летом 1944 года. Мы возвращались на «Красной стреле», которая почему-то шла в дневное время, а вдоль железнодорожного полотна - сотни воронок от авиабомб. Буквально все вокруг было в огромных ямах и выбоинах от снарядов. Так усиленно в начале войны немцы бомбили поезда.
Когда приехали в Питер, а я был уже большой мальчик, поэтому все помню, меня поразил удручающий вид Невского проспекта. Трамваи по нему ходили, но вместо некоторых зданий стояли руины. Например, на углу Фонтанки и Невского, дом, на котором сейчас мемориальная доска, о том, что там жил Белинский, и напротив, дом Белосельских-Белозерских, и Малый зал филармонии. Мы жили на углу Пестеля и Моховой. В наш дом, тоже попала бомба и он стоял разрушенный. Позже, чтобы не было такого жуткого вида, здания прикрыли временными большущими фанерными щитами с нарисованными на них окнами.
Разборкой завалов занимались пленные немцы. Я прекрасно помню многочисленное количество молодых мужчин в немецкой форме, которые носили кирпичи и все, что оставалось там. И действительно, восстановление произошло очень быстро. По моему уже в 1947 году, через два года после окончания войны, практически руин не осталось.
Я продолжил учиться в своей школе, в которой учился и до войны. Мы с мальчишками, тогда были мужские и женские школы, ездили в парк Победы и в парк на Каменном острове и сажали деревья. Я был награжден юбилейной медалью «К 250- летию Ленинграда». Ее вручали тем, кто участвовал в восстановлении города.
Окончив школу, я поступил в электротехнический институт. Прежде его заканчивали мой отец и мой дядя. Будучи студентом, я проходил практику на заводе Штурманских приборов».